Инвестиции в инфраструктуру — тупиковый путь развития экономики при нашем уровне коррупции.
Каждый раз при падении цен на нефть возобновляются упреки государству: дескать, в тучные годы оно не занималось диверсификацией экономики. На вопрос, для чего нужна диверсификация, обычно получаешь ответ: чтобы при снижении цен на нефть у нас были альтернативные источники дохода.
Диверсификация банкира
Рассмотрим условный пример инвестбанкира. Его доходы еще более волатильны, чем цена нефти. В хорошие годы он получает $1 млн в год, в нормальные — $200 000, а в плохие вообще сидит без работы. Что должен делать банкир согласно той же логике? В хорошие годы он должен 1/3 своего времени работать, например, плотником, а еще 1/3 — учителем. Тогда он диверсифицирует свои источники дохода и будет лучше готов к кризису, ведь 2/3 его работы теперь не связаны с инвестбанковской деятельностью. Звучит абсурдно: если инвестбанкир в хорошие годы будет лишь 1/3 времени тратить на то, что умеет лучше всего, то он заработает существенно меньше денег, ведь доходы от плотницкого ремесла и преподавания на порядок ниже, чем от его основной деятельности.
Что же нужно сделать инвестбанкиру, чтобы застраховать себя от непредсказуемой конъюнктуры?
Рассмотрим условный пример инвестбанкира. Его доходы еще более волатильны, чем цена нефти. В хорошие годы он получает $1 млн в год, в нормальные — $200 000, а в плохие вообще сидит без работы. Что должен делать банкир согласно той же логике? В хорошие годы он должен 1/3 своего времени работать, например, плотником, а еще 1/3 — учителем. Тогда он диверсифицирует свои источники дохода и будет лучше готов к кризису, ведь 2/3 его работы теперь не связаны с инвестбанковской деятельностью. Звучит абсурдно: если инвестбанкир в хорошие годы будет лишь 1/3 времени тратить на то, что умеет лучше всего, то он заработает существенно меньше денег, ведь доходы от плотницкого ремесла и преподавания на порядок ниже, чем от его основной деятельности.
Что же нужно сделать инвестбанкиру, чтобы застраховать себя от непредсказуемой конъюнктуры?
Да просто откладывать бóльшую часть заработанных денег в хорошие времена и тратить сбережения — в плохие. И только если появится ощущение, что плохие времена пришли всерьез и надолго, можно начинать осваивать новые профессии.
Норвежский подход
С национальными экономиками ситуация примерно такая же. Возьмем Норвегию — страну с качественными институтами и хорошей инфраструктурой. Сто лет назад она была одной из самых бедных стран Западной Европы, в 1,5-2 раза беднее Англии, Швейцарии, Бельгии, Франции, Австрии, Дании и Голландии. Сейчас Норвегия в 1,5 раза богаче этих стран. Единственная причина резкого подъема — нефтяное эльдорадо, которое отражается в уровне зарплат и цен. Когда я в Бергене общался с коллегами-профессорами, они говорили, что не понимают, почему все жалуются на дороговизну Лондона: это ведь очень дешевый городок.
А теперь представьте, что правительство Норвегии решило заняться диверсификацией экономики. Если построить завод и нанять инженеров, где придется им больше платить — в Норвегии или в Германии? А где будет выше качество инженеров — в Германии или в Норвегии? Построить завод, конечно, можно. Но себестоимость продукции на выходе в Норвегии будет раза в два выше, чем в Германии. И на конкурентном рынке придется продавать товар себестоимостью в $2 за $1. Получается, диверсификация экономики ведет к прямым экономическим потерям. Это касается инвестирования почти в любую отрасль.
Единственная отрасль Норвегии, конкурентоспособная на мировом рынке помимо нефтяной, — это рыболовство. Но это тоже ресурсодобывающая отрасль, где доля труда в добавленной стоимости минимальна. Нет также смысла готовиться заранее и строить заводы впрок: современная экономика меняется так быстро, что, когда наступят голодные времена, эти заводы могут оказаться бесполезны. Что делает правительство Норвегии, чтобы обезопасить себя от падения цен на нефть? Вкладывает значительные средства в суверенный фонд, а не занимается неэффективной диверсификацией.
Диверсификация по-российски
Ключевое отличие России от Норвегии — это коррупция. Все рассуждения о том, что единственный выход для России — это победить коррупцию и улучшить институты, звучат красиво, но, к сожалению, являются маниловщиной. Как сказал Владимир Путин, если половые органы дедушки приставить бабушке, то это уже будет не бабушка. Россия при жизни Путина из бабушки в дедушку точно не превратится, поэтому все экономические политики и рекомендации должны строиться на предпосылке, что Россия в обозримом будущем останется крайне коррумпированной страной. А это означает не только прямые потери, но и косвенные: на один украденный рубль приходится пять потерянных.
Как это работает? Представьте, что под давлением общественности правительство начало заниматься диверсификацией. Деньги из бюджета будут осваивать не Брин и даже не Касперский, а Якунин, Ротенберги, Тимченко, Сечин и прочие «эффективные менеджеры». Это значит, что выбираться будут не самые эффективные проекты, а технологически сложные и дорогостоящие, в которых тяжело провести сторонний аудит и оценку справедливой стоимости. В какие компании государство вкладывалось в последние годы?«Роснано», «Сколково», «Ростех», самолето- и ракетостроение. Государство вложило десятки миллиардов долларов в эти отрасли — и где эффект?
Вложение в инфраструктуру тоже тупиковый путь для поднятия экономики. Инфраструктура должна идти за потребностями бизнеса, а если спроса на нее нет, то и вложения окажутся невостребованными. К тому же чиновники не будут инвестировать в простые и понятные проекты, например прокладку дороги из пункта А в пункт Б, ведь ушлые блогеры быстро посчитают стоимость, толщину и ширину асфальта. В простых проектах будет большое давление со стороны многочисленных конкурентов, которые тоже захотят участвовать в конкурсе: укладка обычной дороги — это не космические технологии. Поэтому государство выбирает для инвестирования сложные, дорогостоящие и малоэффективные проекты, для которых тяжело найти аналоги, чтобы оценить справедливую стоимость, но очень легко отсечь мелкие и средние компании от участия в конкурсах.
Посмотрите на строительство дорог в Москве — это все какие-то дорогостоящие развязки, тоннели и мосты. На Алабяно-Балтийский тоннель уже потрачено 70 млрд руб., и его строительство далеко от завершения. Уникальная дорога Адлер — Красная Поляна обошлась бюджету в $8 млрд. Месяц назад РЖД сообщила о сокращении поездов на этой дороге: проект нерентабелен. Строительство скоростной железной дороги до Казани — тоже выбрасывание денег на ветер. Пассажирского трафика, достаточного, чтобы оправдать ее строительство, просто не существует. Реконструированный к Универсиаде аэропорт используется примерно на треть мощности. Еще один инфраструктурный проект в никуда — мост на остров Русский.
Если в Норвегии $10, вложенных в диверсификацию экономики, выльются в $5 потерь, то в России — в $9 потерь. Это следует понимать всем, кто призывает российское правительство заниматься диверсификацией экономики или строительством инфраструктуры.
Зачем нужен стабфонд
Самый лучший для нас вариант — это складывать излишки в бюджетные фонды на черный день. Из стабфонда деньги украсть сложнее. Его средства инвестируются в ценные бумаги с прозрачным ценообразованием, что кардинально сокращает возможности для злоупотребления. В России было много коррупционных скандалов, но из стабфонда деньги не пропадали. Пропадают они в другой момент — когда фонд национального благосостояния начинает использоваться для финансирования «эффективных менеджеров».
Что же тогда делать с диверсификацией? Да ничего! Если цена на нефть снизится всерьез и надолго, экономические агенты сами найдут способы, куда вложить труд и капиталы, чтобы это было экономически эффективно. Но для этого конкурентоспособность других отраслей должна резко повыситься, а при высокой цене на нефть это невозможно и в Норвегии, и в России. Как я писал полтора месяца назад, уровень доллара в 70-90 руб. соответствует текущей производительности труда в России.
Если правительству и ЦБ удастся удержать доллар в этих границах (гиперинфляция разрушает все секторы экономики, поэтому сильное обесценение рубля тоже вредно), то мы уже в следующем году увидим диверсификацию в действии. Креативный класс поедет кататься на лыжах в Сочи, а не в Альпы. Сельское хозяйство вырастет на 10-15% без всяких санкций. «АвтоВАЗ» начнет бить рекорды продаж. Те, у кого раньше не хватало денег, чтобы снять на лето дачу в Подмосковье, и кому приходилось арендовать домик в Испании, теперь смогут проводить лето на родине. Украинские и молдавские гастарбайтеры переедут работать в Европу, освободив рабочие места для коренного населения. Лозунг «Покупайте российское!» перестанет звучать как издевательство и станет суровой реальностью.
Конечно, мы все мечтаем о диверсификации другого плана — высокие технологии, интернет, нано- и биотехнологии. Но при нашем уровне институтов и коррупции это лишь красивые несбыточные мечты. Десятки миллиардов долларов, выкинутых на подобные проекты, должны научить нас: нужно жить реальностью, а не мечтами.
С национальными экономиками ситуация примерно такая же. Возьмем Норвегию — страну с качественными институтами и хорошей инфраструктурой. Сто лет назад она была одной из самых бедных стран Западной Европы, в 1,5-2 раза беднее Англии, Швейцарии, Бельгии, Франции, Австрии, Дании и Голландии. Сейчас Норвегия в 1,5 раза богаче этих стран. Единственная причина резкого подъема — нефтяное эльдорадо, которое отражается в уровне зарплат и цен. Когда я в Бергене общался с коллегами-профессорами, они говорили, что не понимают, почему все жалуются на дороговизну Лондона: это ведь очень дешевый городок.
А теперь представьте, что правительство Норвегии решило заняться диверсификацией экономики. Если построить завод и нанять инженеров, где придется им больше платить — в Норвегии или в Германии? А где будет выше качество инженеров — в Германии или в Норвегии? Построить завод, конечно, можно. Но себестоимость продукции на выходе в Норвегии будет раза в два выше, чем в Германии. И на конкурентном рынке придется продавать товар себестоимостью в $2 за $1. Получается, диверсификация экономики ведет к прямым экономическим потерям. Это касается инвестирования почти в любую отрасль.
Единственная отрасль Норвегии, конкурентоспособная на мировом рынке помимо нефтяной, — это рыболовство. Но это тоже ресурсодобывающая отрасль, где доля труда в добавленной стоимости минимальна. Нет также смысла готовиться заранее и строить заводы впрок: современная экономика меняется так быстро, что, когда наступят голодные времена, эти заводы могут оказаться бесполезны. Что делает правительство Норвегии, чтобы обезопасить себя от падения цен на нефть? Вкладывает значительные средства в суверенный фонд, а не занимается неэффективной диверсификацией.
Диверсификация по-российски
Ключевое отличие России от Норвегии — это коррупция. Все рассуждения о том, что единственный выход для России — это победить коррупцию и улучшить институты, звучат красиво, но, к сожалению, являются маниловщиной. Как сказал Владимир Путин, если половые органы дедушки приставить бабушке, то это уже будет не бабушка. Россия при жизни Путина из бабушки в дедушку точно не превратится, поэтому все экономические политики и рекомендации должны строиться на предпосылке, что Россия в обозримом будущем останется крайне коррумпированной страной. А это означает не только прямые потери, но и косвенные: на один украденный рубль приходится пять потерянных.
Как это работает? Представьте, что под давлением общественности правительство начало заниматься диверсификацией. Деньги из бюджета будут осваивать не Брин и даже не Касперский, а Якунин, Ротенберги, Тимченко, Сечин и прочие «эффективные менеджеры». Это значит, что выбираться будут не самые эффективные проекты, а технологически сложные и дорогостоящие, в которых тяжело провести сторонний аудит и оценку справедливой стоимости. В какие компании государство вкладывалось в последние годы?«Роснано», «Сколково», «Ростех», самолето- и ракетостроение. Государство вложило десятки миллиардов долларов в эти отрасли — и где эффект?
Вложение в инфраструктуру тоже тупиковый путь для поднятия экономики. Инфраструктура должна идти за потребностями бизнеса, а если спроса на нее нет, то и вложения окажутся невостребованными. К тому же чиновники не будут инвестировать в простые и понятные проекты, например прокладку дороги из пункта А в пункт Б, ведь ушлые блогеры быстро посчитают стоимость, толщину и ширину асфальта. В простых проектах будет большое давление со стороны многочисленных конкурентов, которые тоже захотят участвовать в конкурсе: укладка обычной дороги — это не космические технологии. Поэтому государство выбирает для инвестирования сложные, дорогостоящие и малоэффективные проекты, для которых тяжело найти аналоги, чтобы оценить справедливую стоимость, но очень легко отсечь мелкие и средние компании от участия в конкурсах.
Посмотрите на строительство дорог в Москве — это все какие-то дорогостоящие развязки, тоннели и мосты. На Алабяно-Балтийский тоннель уже потрачено 70 млрд руб., и его строительство далеко от завершения. Уникальная дорога Адлер — Красная Поляна обошлась бюджету в $8 млрд. Месяц назад РЖД сообщила о сокращении поездов на этой дороге: проект нерентабелен. Строительство скоростной железной дороги до Казани — тоже выбрасывание денег на ветер. Пассажирского трафика, достаточного, чтобы оправдать ее строительство, просто не существует. Реконструированный к Универсиаде аэропорт используется примерно на треть мощности. Еще один инфраструктурный проект в никуда — мост на остров Русский.
Если в Норвегии $10, вложенных в диверсификацию экономики, выльются в $5 потерь, то в России — в $9 потерь. Это следует понимать всем, кто призывает российское правительство заниматься диверсификацией экономики или строительством инфраструктуры.
Зачем нужен стабфонд
Самый лучший для нас вариант — это складывать излишки в бюджетные фонды на черный день. Из стабфонда деньги украсть сложнее. Его средства инвестируются в ценные бумаги с прозрачным ценообразованием, что кардинально сокращает возможности для злоупотребления. В России было много коррупционных скандалов, но из стабфонда деньги не пропадали. Пропадают они в другой момент — когда фонд национального благосостояния начинает использоваться для финансирования «эффективных менеджеров».
Что же тогда делать с диверсификацией? Да ничего! Если цена на нефть снизится всерьез и надолго, экономические агенты сами найдут способы, куда вложить труд и капиталы, чтобы это было экономически эффективно. Но для этого конкурентоспособность других отраслей должна резко повыситься, а при высокой цене на нефть это невозможно и в Норвегии, и в России. Как я писал полтора месяца назад, уровень доллара в 70-90 руб. соответствует текущей производительности труда в России.
Если правительству и ЦБ удастся удержать доллар в этих границах (гиперинфляция разрушает все секторы экономики, поэтому сильное обесценение рубля тоже вредно), то мы уже в следующем году увидим диверсификацию в действии. Креативный класс поедет кататься на лыжах в Сочи, а не в Альпы. Сельское хозяйство вырастет на 10-15% без всяких санкций. «АвтоВАЗ» начнет бить рекорды продаж. Те, у кого раньше не хватало денег, чтобы снять на лето дачу в Подмосковье, и кому приходилось арендовать домик в Испании, теперь смогут проводить лето на родине. Украинские и молдавские гастарбайтеры переедут работать в Европу, освободив рабочие места для коренного населения. Лозунг «Покупайте российское!» перестанет звучать как издевательство и станет суровой реальностью.
Конечно, мы все мечтаем о диверсификации другого плана — высокие технологии, интернет, нано- и биотехнологии. Но при нашем уровне институтов и коррупции это лишь красивые несбыточные мечты. Десятки миллиардов долларов, выкинутых на подобные проекты, должны научить нас: нужно жить реальностью, а не мечтами.
Комментариев нет:
Отправить комментарий